Главная русская книга. О «Войне и мире» Л. Н. Толстого - Вячеслав Николаевич Курицын

Явление Марьи Дмитриевны Ахросимовой, суровой ветеранши света, привыкшей всем говорить правду, ожидается с некоторой опаской, но тревога ложная, ее строгие разговоры с Ростовыми и Пьером оказываются очень короткими и не очень уж строгими, последнее препятствие перед обедом пройдено быстро.

Завершается глава массовой сценой за столом (в книге обещано 80 кувертов, даже в мегабюджетном советском фильме показано лишь 40, и это выглядит увесисто). Перечислено много героев — все, кого мы знаем; содержание бесед неизвестно (одно исключение: «Берг говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное»), силовые линии натягиваются под звуки музыки и звон посуды. Графиня с тревогой смотрит на охотно пьющего графа, Соня, мучаясь ревностью, безуспешно пытается услышать, о чем Николай болтает с Жюли, Наташа сидит напротив Бориса и Пьера, и есть еще доселе незнакомый нам гувернер-немец, который обижается про себя, когда дворецкий обносит его вином.

б)

По ходу паузы перед обедом графиня Ростова пыталась на всякие лады развлечь Пьера, а он отвечал нехотя и односложно: инверсионная рифма к ситуации у Шерер, где Пьер лез в разговоры, а его отфутболивали. Гости Ростовых, глядя на Безухова, «на этого большого, толстого и смирного человека», недоумевают, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным. Действительно, мы уже и в 1–1-ХIII заметили, что Пьер далеко не так боевит, как в петербургских главах.

Мы неоднократно уже сталкивались с идеей расширения, «конуса», когда какое-то явление постепенно развивается от неподвижной точки. Пьер же при первых появлениях застигнут текстом на эмоциональном пике, сейчас качели пошли вниз. Перед нами скорее обратный конус: реальная активность у Шерер и Курагина — фантазийная активность в упражнениях с виртуальной шпагой — замирание на краешке стула в гостиной Ростовых.

Ананасное мороженое. 1–1-XVI

В начале 1–1-XV масса гостей растеклась по дому, в конце 1–1-XV гости сосредоточились за столом, мы видели все лица, но не слышали голосов; в 1–1-XVI гости немного насытились, следует приближение. Вся глава — несколько конфликтов, выхваченных крупных планом. Первый — разговор о войне: Шиншин считает, что воевать глупо, немец-полковник активно выказывает русский патриотизм, Николай, «вертя тарелку и переставляя стаканы с решительным и отчаянным видом», вспыхивает и утверждает, что русские должны умирать или побеждать. Это место для второго конфликта: словами Николая громко восхищается Жюли, а Соне это все крайне не нравится. Третий конфликт: Ахросимова интересуется через стол, в чем сыр-бор, Ростов отвечает, что сын вот идет воевать, Ахросимова парирует, что у нее четыре сына воюют, и ничего. Четвертая коллизия: детское желание Наташи поперек приличий спросить, какой десерт будет, спор с Петей, который уверен, что Наташа не решится, но она решилась, Марья Дмитриевна грозит пальцем, а Наташа настаивает на своем желании знать. Война и смерть, любовь и ананасное мороженое — поспорили про все самые главные вещи.

В «Русском вестнике» Наташа еще проливала на стол квас из стакана и производила на Пьера большое впечатление, он даже с Борисом им делился, и в других московских главах несколько раз возникала тема, что Пьер видит в Наташе нечто такое, чего не видят другие, но автор оставил лишь малую часть… пустил тему развиваться неспешно.

Глава комом. 1–1-XVII

В 1–1-XV гости организованно рассредоточены по разным комнатам, в 1–1-XVI организованно сосредоточены за обедом, в 1–1-XVII снова рассредоточены, но теперь не организованно, а по интересам. Кто-то играет в карты, музыкальная молодежь группируется у клавикордов и арфы, планируется исполнение квартета «Ключ». Но куда-то пропала Соня: Наташа находит ее плачущей в коридоре на сундуке.

В короткой беседе Соня перечисляет препятствия, стоящие между нею и Николаем: его интерес к Жюли, враждебность Веры, утверждающей, что мать не благословит это союз, впрямь невыгодный для разоряющегося семейства, родственные отношения между потенциальными женихом и невестой… а ведь еще война, война! Соня валит все в кучу… предположу, что это соответствует ритму главы… в ней всё комом.

Действие смялось и топчется на месте. Конец главы — четыре подряд музыкальных номера, подчеркнуто длинный дивертисмент, прямо «затянутый». Исполняется квартет, затем Николай поет лирическую песню (но нет отыгрываний в сюжет: как слушает Соня, как Жюли; причем в «Русском вестнике» они были, сокращения сделали номер более «вставным»), затем Наташа танцует с Пьером, и наконец Ростов-старший заряжает «Данилу Купора» (фигура англеза) с Марьей Дмитриевной Ахросимовой. Это апофеоз беспорядочной суетливой главы. «Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны». Видимо, изрядно отплясывает, если уж Пьер в черновике перед сном «под одеялом невольно ногами выделывал еще подобие тех па, которые делал граф Ростов в Даниле Купоре».

Был в «Русском вестнике» и пятый вставной номер, стихи авторства Николая, обращенные к Соне:

Не растравляй меня разлукой,

Не мучь гусара своего;

Гусару сабля будь порукой

Желанья счастья твоего.

Мне нужно мужество для боя,

Еще нужней — для слез твоих,

Хочу стяжать венец героя,

Чтобы сложить у ног твоих, —

потом вылетел… слишком уж много номеров. И так затоптались в паузе, понадобившейся автору в преддверии серьезных событий.

Параллельный монтаж. 1–1-XVIII

а)

В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безуховым сделался шестой удар.

Напрашивающийся в такой ситуации параллельный монтаж есть в советском и американском фильмах, есть и в спектакле. В спектакле вообще оборудована мультисцена, на втором этаже — комнатка умирающего графа, и он очень смешно там нечленораздельно покрикивает в стиле черного юмора: тот случай, когда актуализируется бессмысленный вопрос «Что сказал бы автор?». Мог и кивнуть, что да, верно, люди перед смертью редко являют образец изящества.

Во всех четырех наших примерах интерпретаций скрещиваются звуковые ряды. В советском фильме танцевальная музыка дважды переходит в молитву, и есть момент, когда два звука сливаются на пятнадцать секунд. В спектакле в молитву переходит квартет «Ключ», у американцев богослужение накладывается на разговор в приемной, у англичан «религиозная» мелодия начинает звучать в голове Пьера, пока он говорит в карете с Анной Михайловной, следуя от Ростовых к отцу.

Отмечу еще момент из советской ленты, когда в одном кадре, больше двадцати секунд, совмещаются наплывом спальня и танцевальная сцена от Ростовых, и может даже показаться, что это смотрит умирающий, который гостиную, конечно, видеть не должен. Но миры уже переплелись.

б)

Перемещаемся к дому старого графа.

Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжающих экипажей, гробовщики,